Книга В Мраморном дворце - Великий Князь Гавриил Романов

В Гербовом зале стояли взводы Гвардейской кавалерии со штандартами. Ими командовал генерал Безобразов. Он так сильно потел, что капли пота падали с его шеи на его белый мундир. Государь и семейство входили в церковь. Большая церковь Зимнего дворца была разделена поперек золоченой решеткой. За решеткой становился государь, государыня и лица императорской фамилии. Остальные становились перед решеткой. Государь клал на кресло свой головной убор и перчатки. Моим братьям и мне, младшим по старшинству, не хватало места за решеткой, и мы становились перед ней вместе с Лейхтенбергскими и Ольденбургскими. Певчие пели на два клироса.

По окончании обедни государь и государыня прикладывались ко кресту, который выносил митрополит Владимир. После этого начинался выход на Иордань по залам Зимнего дворца, вниз по Иорданской лестнице, затем налево, по большому и широкому коридору на подъезд, и через Дворцовую набережную на специально устроенную Иордань (место, на котором освящается вода 6 января), под большой сенью, синею с золотыми на ней звездами и увенчанную крестом. Впереди шло множество духовенства и певчие. За духовенством следовали попарно государь и государыни, великие князья и княгини, а за ними несли знамена и штандарты. Духовенство было в шубах, поверх которых надевались облачения, поэтому они выглядели очень некрасиво. Однажды Александр III остался недоволен дурным видом духовенства и приказал им подтянуться, и впоследствии духовенство было одето лучше. Войска, стоявшие на Дворцовой набережной, возле Иордани, а также знаменщики были в шинелях или без них – в зависимости от погоды. Если было менее 5 градусов, они были в мундирах.

Во время шествия музыканты и трубачи играли “Коль славен”. Певчие пели крещенский тропарь “Глас Господень на водах”… Торжественное шествие под звуки музыки и пения было замечательно. Ясно чувствовалось величие царя и России, близость царя к своему войску и войска к своему царю.

Государыни и великие княгини участвовали в шествии только до Помпеевской галереи и уходили во внутренние покои, откуда смотрели в окна на водоосвящение на Неве.

В коридоре, перед подъездом, государь и великие князья надевали пальто, которые им подавали их камердинеры. Государь и мы все становились под сенью Иордани, так же как и знамена, и штандарты.

Во время водоосвящения читались молитвы, поразительные по значению и красоте. Для освящения воды митрополит опускался на Неву, окованную крепким льдом, и освящал воду в проруби. Затем он кропил святой водой государя, знамена и штандарты.

По окончании богослужения мы возвращались с государем в Зимний дворец тем же порядком, как шли на Иордань. Государь останавливался в Гербовом зале. Против него выстраивались музыканты Преображенского полка, и мимо государя проносили церемониальным маршем под музыку знамена и штандарты. Перед каждым знаменем и штандартом шел адъютант части, которой знамя или штандарт принадлежали. После этого мы возвращались в комнаты государя и государыни, где подавался семейный завтрак, т. е. завтрак, за которым, кроме государя, государыни и семейства, никого больше не было.

В день последнего выхода вечером мне позвонил по телефону Игорь по просьбе Иоанчика, чтобы сообщить, что у его жены начались первые роды. Я пришел в столь мною любимый кабинет дедушки, а теперь Иоанчиков кабинет, и застал там отца, самого Иоанчика и Игоря, которые собрались в ожидании известия о прибавлении нашей семьи. Мы просидели возле камина до поздней ночи, так ничего и не дождавшись.

В эту ночь мне пришлось спать всего часа два или три, потому что я уехал, как всегда с первым поездом, в Царское Село, в полк. Вернувшись к вечеру из Царского, я пошел наверх в нашу бывшую детскую. С минуты на минуту ожидалось окончание родов. Я сидел в большой комнате, когда-то нашей игральной, вместе с тетей Милицей, женой дяди Петра Николаевича, приходившейся родной теткой Елене Петровне. Наконец, нам сообщили радостную весть о рождении Всеволода Иоанновича. Он появился на свет в бывшей нашей детской спальне.

Так как Иоанчик был очень религиозен, то братья его дразнили, что его сын родится с кадилом в руке. Поэтому они заказали маленькое кадило и, как только Всеволод родился, ему вложили кадило в ручку. Так что Иоанчик впервые увидел своего сына с кадилом в руке.

В то время, когда родился Всеволод, отец был в Эрмитажном театре на репетиции “Царя Иудейского”. Ему сразу же сообщили о рождении внука. Полетели телеграммы родственникам. На следующий день в Мраморном дворце был торжественный молебен, на который съехалось много родственников и знакомых; по случаю рождения первенца офицеры конной гвардии поднесли Иоанчику икону Благовещения.

Вечером 10 января государь принимал земских деятелей по случаю 50-летия земства. Прием был в Дворянском собрании. Я явился на прием вместе с отцом. Земских деятелей собралось очень много. Государь обходил земских деятелей и со многими разговаривал.

Глава XXV. Зима и весна 1914

С родителями в Египет

Отец и матушка уезжали 14 января в Египет и предложили мне ехать с ними. Отцу при его болезни почек климат Египта был очень полезен. После тщательного обсуждения вопроса о том, как при моих слабых легких повлияет египетский климат на мой организм, мы пришли к заключению, что я поеду с ними. В день отъезда в Павловской дворцовой церкви был отслужен молебен. Наш поезд вечером уходил на Варшаву. Я сел в поезд в Петербурге, а родители – на Александровской станции, подле Царского Села. Их провожала масса народа, между прочим – все офицеры Измайловского полка. Нас, отъезжавших в Египет, было пятеро: родители, я, фрейлина матушки баронесса С.Н. Корф и князь Шаховской. При нас также было много прислуги.

На следующее утро мы приехали в Варшаву и были встречены на вокзале женой генерал-губернатора г-жей Скалон и помощником командующего войсками Варшавского военного округа генералом Рауш-фон-Траутенбергом. Его брат, Павел Александрович, был долгое время шталмейстером моего отца. Генерал был красивый мужчина с бородой и длинными усами. Я знал его с самого моего детства. Матушка, г-жа Скалон и я поехали в автомобиле в замок, а отец – в Суворовский кадетский корпус. Г-жа Скалон, урожденная баронесса Корф, из прибалтийских провинций, скорее была немкой, чем русской, но были и другие Корфы, больше русские, чем немцы. К последним принадлежала, между прочим, и фрейлина матушки, православная.

Я с матушкой завтракали у г-жи Скалон. Лакеи были в придворных ливреях. После завтрака дочь Скалонов показывала мне замок, он был громадными, и мы долго по нему ходили. В одной из комнат, в которой висели портреты варшавских генерал-губернаторов, я увидел, к большому моему удовольствию, портрет моего деда Константина Николаевича, бывшего наместником Царства Польского в 1862–1863 годах.

В бывшей тронной зале висел прекрасный портрет Николая I верхом. Он сам приказал этим портретом прикрыть нишу, в которой до первого польского восстания стоял королевский трон.

На вокзале мы с отцом переоделись в штатское платье. На следующий день вечером мы проехали Венецию, которую так любил отец. Поезд стоял в Венеции довольно долго, и мы вышли полюбоваться Большим Каналом, несмотря на то, что было уже довольно темно.